Цена истории

BusinessWeek Россия, 2 июля 2007 года

 

Авторы: Ян Арт, Юлия Уханова

 

На исходе второго десятилетия рыночных реформ в России начали задумываться о культурном капитале городов. Но пока не знают, как его «подсчитать»

 

Тема разрушения атмосферы старинных российских городов актуальна повсюду, от ультраурбанистической Москвы до патриархальных Иркутска или Вологды. И не важно, что именно становится диссонансом в привычном облике среды обитания — размалеванная яркими красками провинциальная чебуречная или стеклянный столичный полунебоскреб. В любом случае россияне вздыхают: уходит старая Москва (варианты — старая Казань, старый Екатеринбург...).

 

В качестве альтернативы специалисты предлагают доктрину сочетания сохранения исторического наследия и экономического развития. Однако с этой попыткой соединить коня и трепетную лань не везде все хорошо. «В развитых странах инвестиции в сохранение историко-культурного наследия давно стали важнейшей составляющей экономического развития, — говорит Мона Серальгин, исследователь из   Гарвардского университета, специализирующаяся на стратегии градостроительства. — Сегодня глобализация и интенсивный темп внедрения новых технологий препятствуют таким инициативам».

 

ПРИХОДИТ БУРЖУЙ...

 

В России бизнес стирает городскую культуру и традиции. Причины понятны: старая инфраструктура не удовлетворяет требованиям, диктуемым коммерцией и производством. В результате бизнес сносит все что можно, пытаясь обустроить городское пространство под себя. Понятно, что под горячую руку и холодный расчет попадает и то, что западные специалисты обозначают как «сложившаяся атмосфера городов». А конкретно — объекты историко-культурного наследия.

 

Единственной препоной на пути повального сноса остается статус памятника истории и культуры, который, по идее, должен служить запретом на снос объекта, даже если он перешел в частное владение. На деле эту препону повсеместно обходят. Вариант первый — добиться (обычно с помощью взяток) снятия со здания статуса памятника, охраняемого государством. Вариант второй — объект доводят до состояния «восстановлению не подлежит», после чего благополучно вымарывают из государственных реестров. Вариант третий — реставрация де-факто превращается в реконструкцию, после чего ни о каком сохранении памятника в первозданном виде говорить уже не приходится.

 

Разумеется, есть слабые попытки противодействия бизнес-произволу, предпринимаемые в том числе и общественными организациями, которые наблюдают за реконструкцией исторических зданий. Недавно прозвучали заявления о том, что общественность будет контролировать ход реконструкции московского «Детского мира», принадлежащего АФК «Система» и не так давно признанного памятником архитектуры. Однако, как констатируют специалисты, пока адекватной реакции общества на сожительство бизнеса и культурного наследия в России ждать не стоит. Более традиционны крайности: конформизм, соглашательство — своего рода «стокгольмский синдром» части россиян, которые воспринимают изменение своей среды обитания как нечто само собой разумеющееся, на что они, не имея прав собственности на недвижимость, влиять не могут.

 

Реакция другой части общества — полное отрицание всех перемен: мол, все, что новая буржуазия строит в городах, есть зло и подлежит остракизму. В Казани местные защитники городской истории вздыхали не только по безвозвратно утерянному старинному парку «Русская Швейцария», но и по заваленному строительными балками и пропахшему мочой пустырю, на котором ныне возведена знаменитая «Пирамида».

 

Между тем прагматики полагают, что выход из этой проблемы лежит в разумном сочетании защиты исторического наследия и соблюдения экономических интересов.

 

«Многие люди не видят ничего общего в словах «наследие» и «экономика», — констатирует профессор Дэвид Тросби из сиднейского Университета Маккуари, автор книги «Экономика и культура». — Возможно ли существование некой синергии во взглядах специалистов по охране памятников и экономистов? Ответом будет то, что памятники являются активами — это слово хорошо понятно экономистам.

 

Именно здесь кроется связь между национальным достоянием и экономикой, считает Дэвид Тросби: «Сегодня экономисты уже начали использовать словосочетание «культурный капитал» для описания активов, которые являются объектами культурного наследия особого значения».

 

«ЛИМИТА» — ПРОБЛЕМА ОБЩАЯ

 

О культурном капитале профессор Тросби говорил на недавно состоявшемся в Казани 9-м конгрессе Организации городов всемирного наследия (ОГВН) ЮНЕСКО. На этом мероприятии, организованном при поддержке Института сохранения памятников Фонда им. Гетти, собрались представители научных кругов, бизнеса и мэры городов из Боливии, Танзании, Греции, Эквадора, Канады, Индонезии, Шри-Ланки, Мозамбика, Бразилии, Турции, Венгрии, Чехии, Румынии, Нидерландов, Лаоса, Польши, Испании, Словакии, Франции, Болгарии, Израиля, Китая, Непала, Венесуэлы, Сирии, Мексики, Латвии, Кении и России. Лейтмотивом конгресса стала тема сочетания развития бизнеса и сохранения исторического наследия.

 

«Памятники истории и культуры часто рассматриваются как одно из средств экономического развития, но использование их должно осуществляться с учетом социальных и духовных ценностей», — констатировал один из организаторов мероприятия, Марсело Кабрера Паласиос, президент ОГВН, мэр эквадорского города Куэнка. Это скорее декларация, чем рецепт. На деле успешно сочетать экономическое развитие и сохранение памятников удается лишь тем городам, основным бизнесом которых является туризм. Однако в большинстве случаев речь идет далеко не о турцентрах. Тогда синергетика бизнеса и культуры становится проблемой, заключили участники конгресса.

 

Причем характерна она не для одной России. В Европе и Америке ее считают не только градостроительной, но и политической и социальной, имеющей разнообразные последствия. Одно из них — изменение состава городского населения.

 

«Экономический успех часто приводит к так называемой гентрификации — вытеснению старожилов и людей, имеющих непосредственное отношение к объектам историко-культурного значения, — отмечает Эдуардо Рохас, специалист Межамериканского банка развития. — А в итоге — к росту социального напряжения».

 

В Москве подобная ситуация уже давно известна горожанам по выражению «лимита наседает». Это знакомо и ставшей местом проведения конгресса ОГВН Казани: перестроенный за последние пять лет центр города выглядит как картинка, однако жилые кварталы там резко уменьшаются, будучи вытеснены элитными комплексами, в которых обитают в основном приезжие нувориши, а не коренные казанцы. Вот почему многие из них свой перестроенный город воспринимают в штыки и подсмеиваются над чрезмерной ретивостью местных чиновников — после того, как казанский Кремль был включен в перечень объектов культурного наследия ЮНЕСКО, кто-то додумался украсить эмблемой ЮНЕСКО… одну из башен исторического памятника. Такая вот охрана по-российски.

 

СТАВКА НА БИЗНЕС

 

Впрочем, пример Казани далеко не показателен: на реконструкцию центра этого города в соответствии со специальной федеральной программой, пролоббированной авторитетом татарстанского президента Минтимера Шаймиева, истрачено $2,4 млрд. Разумеется, это бюджетные деньги. Между тем бюджета на всех не хватит. В настоящий момент в России зарегистрировано более 88 тыс. памятников, из них свыше 25 тыс. — федерального значения. Казенные средства могут покрыть содержание только 15% из них.

 

Так что в скором будущем в России будет запущен обратный процесс: не регионы станут лоббировать в центре реконструкцию исторических объектов, а наоборот, субъектам РФ передадут полномочия в области охраны памятников истории и культуры. Ответственность за заботу о памятниках возьмут на себя регионы — так предполагают изменения в законе «Об объектах культурного наследия народов Российской Федерации», констатирует Борис Боярсков, шеф Федеральной службы по надзору в сфере массовых коммуникаций, связи и охраны культурного наследия. За собой федералы намерены оставить лишь проверку сохранности памятников: ближайшую Борис Боярсков обещает организовать в январе будущего года.

 

Муниципалы, в свою очередь, «важность поставленных задач» осознают в лучших традициях съездов КПСС, однако пока не знают, где взять средства.

 

«Необходимо создание такой атмосферы взаимоотношений бизнеса и власти, когда предприниматель видит развитие своего дела и места жительства в комплексе — и сам, за свой счет, пытается усовершенствовать городскую среду», — отмечает Ильшат Гафуров, глава администрации Елабуги.

 

Проблема лишь в том, что подавляющее большинство российских предпринимателей предпочитают видеть развитие своего дела где-нибудь в Норильске или на Ямале, а местом жительства — Западный Эссекс или Багамы.

 

Так что идея частно-государственного партнерства в области сохранения памятников сама по себе явно не пойдет. Тем более что отечественные бизнесмены едва ли воспримут предлагаемые западными специалистами (например, тем же Дэвидом Тросби) схемы расчета культурного капитала, которые включают экзистенциальную ценность актива (люди ценят само существование объекта культурного наследия, даже если они ничего не получают от этого напрямую),   и наследуемую ценность (люди могут захотеть оставить актив в наследство следующим поколениям).

 

Подобные «ценности» нашим капиталистам представляются явной абстракцией, учитывая, что профессор Тросби и сам замечает: «Они не могут быть выражены в товарно-денежных отношениях». А иных отношений с бизнесом у российской власти пока нет, если не принимать за норму пример Ходорковского.

 

Впрочем, западники, как показал конгресс ОГВН, не столь наивны, чтобы уповать исключительно на тягу российских предпринимателей к экзистенциальным ценностям.

 

Жан-Луи Луксен из Международного центра культуры, наследия и развития предлагает рассматривать бюджетные средства лишь как стартовый капитал в деле сохранения исторического наследия, а далее действовать за счет частного бизнеса. В частности, он рекомендует использование властями системы комплексной консервации исторических центров городов, учреждение премий от казны для бизнеса за реставрацию фасадов или обеспечение доступа публике, освобождение от уплаты налогов или снижение их ставок при проведении собственниками памятников реставрационных работ или, напротив, введение налога на пустующие здания с тем, чтобы притормозить процессы гентрификации. Еще один вариант — создание муниципальных «планов человеческого развития», в котором проекты застроек, сносов и т.п. были бы подчинены социальным и гуманитарным задачам.

 

Пока все это лишь теория. Но вполне вероятно, что в скором будущем станет реальностью. Вопрос только в том, сохранятся ли к этому времени в России исторические памятники.

 

Москва—Казань

Информация
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 30 дней со дня публикации.
  • управление бюджетом