Леопард против лилии. Сто лет в истории Европы

В книге известного медиевиста профессора Наталии Ивановны Басовской «Столетняя война. Леопард против лилии» представлена широкая панорама международной жизни Западной Европы в XII-XV веков, то есть до начала и во время этого знаменитого англо-французского военно-политического конфликта.

Не будем противопоставлять: фильм не стал менее популярным оттого, что он умный. Или сказки Андерсена, например. А книгу про Столетнюю войну я встретил в обычном книжном магазине, издали взглянув на обложку, тоже отнесся с подозрением. Но потом понял, что автор — профессор Наталия Ивановна Басовская, а дальше открываешь на любой странице, и не остается сомнений, что перед тобой серьезная книга (даже обязательный для монографий раздел «Источники и литература» здесь есть, только не в начале, а в конце, «вместо заключения»). Ну и правильно. Мне кажется, специально облегченная версия истории — она нужна для детей, а со взрослым читателем, если уж он заинтересовался Средними веками, можно говорить всерьез.

И что в этом обсуждении непривычно? То, что рассказ начинается не с традиционной даты — как в энциклопедии: «Столетняя война, 1337 — 1453», а намного раньше, включает события, знакомые вам, наверное, по пьесе и далее в Х1 век, до того момента, на котором мы остановились, когда обсуждали монографию Максима Горелова «Датское и нормандское завоевания Англии…».

«Вильгельм Завоеватель стал королем Англии, сохранив, естественно, под своей властью герцогство Нормандия в Северной Франции. Это событие, — пишет профессор Басовская, — положило начало растянувшимся на несколько столетий попыткам Нормандской династии… создать и удержать под своей властью некое политическое образование, простиравшееся на Британские острова и территорию Франции» (12).

Но у французской династии Капетингов стремление прямо противоположное. Так что война получается даже не столетняя, а почти трехсотлетняя. Сражение — перемирие — опять сражение — граница передвигается то в ту, то в другую сторону. Тем не менее, в традиционной хронологии Столетней войны есть свой смысл. Именно в 30-е годы 14 века застарелый конфликт вступил в решающую фазу: сражались уже не за отдельные города и провинции, а за саму французскую корону, на которую предъявил претензии английский король Эдуард Третий. Он «приказал включить эмблему дома Капетингов — королевские лилии — в свой герб…, на одном геральдическом поле» с «традиционными английскими леопардами» (185). И к тому времени с обеих сторон, кроме королевского честолюбия, накопилось множество причин, чтобы взяться за оружие, и достоинство книги в том, как последовательно и внятно они раскрываются. «Английская корона получала из Гаскони до 50 тысяч фунтов стерлингов ежегодного дохода — сумму, близкую к общим среднегодовым поступлениям в казну Англии… Отстаивая свои права на юго-западные французские земли, английская корона боролась не только за стратегический плацдарм на континенте и свой международный авторитет, но и за ценнейший источник доходов. Наличие этого богатого домениального владения давало королевской власти… возможность располагать свободными средствами… В то же время и французские короли нуждались в пополнении своей казны не меньше, чем английские…» (127—129) Мы видим, как объективные обстоятельства вовлекают в поток событий конкретных людей, которые не могут общему движению противостоять, даже будучи помазанниками Божьими. Карл VI и Ричард II посреди Столетней войны торжественно помирились и даже породнились. Ну и что? За уступки ненавистному врагу Ричард заплатил собственной короной (269). А война продолжалась.

Что еще я отметил бы в книге — взвешенное отношение к идеологии. Как известно, идеологическое, пропагандистское обеспечение — важный элемент любого межгосударственного конфликта. Признавая это автор нигде не позволяет себе ставить телегу перед лошадью, как сейчас стало модно. Если какой-то феодал объявлял, что соседний город он ограбил исключительно из христианских побуждений, то современный продвинутый историк может это на голубом глазу повторить, политику свести к богословию, и целые эпохи к каким-нибудь «эсхатологическим предчувствиям». Так вот, в книге «Столетняя война» ничего подобного нет. Здесь все на своих местах. Идеология (в том числе религиозная) отражает интересы. «Закономерность поведения папства» состояла в «ослаблении более сильного соперника и призывов к миру в случае слишком очевидного преобладания одной из сторон» (105), «… отрабатывалась и крепла… тактика объявления «крестового похода» против политически неугодного правителя» (167) и т.п.

Прекрасно показано, как по ходу Столетней войны меняется ее характер, включая восприятие ее людьми разных классов. «На протяжении веков рыцари ощущали связь с собратьями по классу гораздо отчетливее, чем с людьми, связанными общностью территории и языка… Нормы рыцарского кодекса чести начали все чаще приходить в противоречие с зарождающимися элементами национальных чувств (244) Война способствовала усилению элементов национального самосознания во Франции и Англии, что вполне согласовывалось с объективной задачей территориального размежевания и разрыва вассально-ленных связей эпохи раннего Средневековья» (269). И отдельная благодарность — за то, что профессор РГГУ не побоялась написать о классовой борьбе («все силы феодального государства» против восставших крестьян (217), классовой позиции (241, 319) и «классовой солидарности» (254). По нынешним временам  гражданский поступок.

По ходу событий, описанных в книге, равновесие смещалось в ту или другую сторону, так что порою казалось: одна из сторон проиграла все и навсегда. Но разумная политика позволяла выправить положение, вернуть территории, и здесь как раз информация для размышлений современным вершителям истории: что такое разумная политика, как правильно сочетать решительность, без которой тебя не станут уважать, с доброжелательностью, без которой тебя начнут ненавидеть? Интересный опыт Гаскони, где английская администрация традиционно (в течение нескольких поколений) опиралась на поддержку местного населения — до тех пор, пока король Генрих IV не начал там «решительно распоряжаться» (276), раздавать земли, а его солдаты просто разбойничать. И добились— таки всем известного результата. Что гасконцы стали французами.

В порядке конструктивной критики могу обратить внимание на очередной пример путаницы со словом «антропология» — прочитав про «антропологические аспекты Столетней войны» (375), я, грешным делом, подумал, что имеется в виду изменение роста или еще каких-то анатомических характеристик. Оказалось, речь идет о восприятии короля его подданными. Что, по-моему, относится скорее к социальной психологии.

Но это, конечно, мелочь на общем фоне, а книга очень полезная и для историка, и для политика, и просто для любого человека, которому интересно, откуда есть пошла европейская цивилизация.

Источник: www.svobodanews.ru